В то время как Святая Лига готовилась к битве при Лепанто, которую позднее блестящий литературный гений Мигель Сервантес, автор «Дон Кихота», назовет «самым великим событием, виденным в веках», события на Кипре стремительно развивались. Сдерживаемый приготовлениями Лиги, но занятый отражением яростного нападения турок между Адриатическим и Ионическим морями (которое страшно напугало Венецию, где начали впопыхах строить укрепления вдоль берега, как бы в ожидании неизбежного нашествия), Себастьяно Веньер (Sebastiano Venier) не мог поддержать Кипр. Лала Мустафа же – осаждавший Фамагусту (защитой которой командовал проведитор Маркантонио Брагадин (Marcantonio Bragadin) с помощью Лоренцо Тьеполо (Lorenzo Tiepolo), капитана Ди Пафо (di Pafo) и генерала Асторре Бальони (Astorre Baglioni)) – напротив, получил мощное подкрепление. И Брагадин, и Тьеполо, и Бальони являлись одаренными и решительными командующими. Укрепления были мощными, как это довольно хорошо видно еще и сегодня. Но надежды – без прибытия новых подкреплений из Венеции – были слабыми. Из Венеции же приходили лишь добрые слова; флот уже сменил курс и шел к Мессине – пункту собрания всех сил Лиги. Постоянные потери с каждым днем все больше сокращали численность гарнизона, слишком скромного для подобной крепости Турки разрушали бастионы при помощи мин, неустанно продолжая атаковать защитников, которых оставалось уже не более пятисот. Жители открыто потребовали сдачи города. Посоветовавшись с другими командующими, Брагадин решил пойти на переговоры. Но не лично: когда Мустафа прислал парламентера с предложением перемирия, он гордо ответил: «Я не желаю даже смотреть на это предложение турка». Гордость или знание? События покажут, что он был прав. И для него, и для всех остальных было бы лучше погибнуть под развалинами города, чем пойти навстречу судьбе куда более жестокой. Первого августа 1571 перемирие заставило пушки замолчать. Полномочный представитель Лала Мустафы представил акт о капитуляции (огромный белый лист бумаги, к которому была прикреплена золотая марка с выгравированным на ней изображением Султана), обещая и клянясь Богом и главой Великого Повелителя соблюсти все то, о чем было написано в параграфах акта. Это соглашение предусматривало: надежный и безопасный перевоз выживших в Ситию, на Крите; гарантированную и беспрепятственную, под ритм барабана, погрузку на суда итальянских трупп, с развевающимися флагами, пушками, оружием и багажом, женами и детьми; свободный отъезд киприотов, пожелавших последовать за венецианцами, и полную безопасность для итальянцев, кои пожелают остаться в Фамагусте; и наконец, киприоты остаются свободными в своих правах и не притесняются ни в отношении их чести, ни в отношении их имущества, и им предоставляются два года, чтобы решить – остаться ли под владычеством турок, или же уехать в любое другое место за счет и заботами оттоманского правительства. Условия более чем почетные, и Мустафа недвусмысленно их одобряет, кроме пункта, касающегося пушек. Он позаботился о том, чтобы вместе с подписанным актом Брагадину принесли и охранные грамоты для отъезда на Крит. 2 августа начинаются операции по посадке на корабли. Пятого августа все уже готово; Маркантонио Брагадин посылает к Мустафе узнать – когда тот желает получить ключи от города. Это – правила военного этикета того времени, и Мустафа всячески демонстрирует свое желание ему следовать: